Средние века продолжаются до сих пор
В этом году для студентов направления «История» пермской Вышки впервые был прочитан уникальный курс «Кодикология» (история средневековой книги). Автор курса, доктор наук (PhD) по медиевистике Илья Динес рассказал, что такое бестиарий, почему средневековый инквизитор – Агнец Божий, и зачем в европейских библиотеках нужно произносить клятву.
В этом году для студентов направления «История» пермской Вышки впервые был прочитан уникальный курс «Кодикология» (история средневековой книги). Автор курса, доктор наук (PhD) по медиевистике, научный сотрудник Национальной Израильской библиотеки (Иерусалим) Илья Динес рассказал, что такое бестиарий, почему средневековый инквизитор – Агнец Божий, и зачем в европейских библиотеках нужно произносить клятву (прим. авторский стиль повествования сохранен).
Мои университеты
Сколько себя помню, всегда интересовался историей. Я родом из Питера, в детстве меня часто возили на Кавказ, там мне все было интересно: старинные церкви, оружие, монеты. Собирал тогда монеты несуществующих государств: например, у меня была монета шахского Ирана или Камбоджи времен Кампучии. Как ребенка меня это завораживало: остался предмет от того, чего уже нет. Это все равно, что поймать отраженной свет звезды. Конечно, я прочитал в детстве замечательную книгу «Легенды и мифы Древней Греции» Куна, посещал кружок при Эрмитаже. Такой обычный curriculum vitae.
С кодикологией познакомился случайно. Моя преподавательница, которая оказала на меня большое влияние, подбросила мне интересный текст. Но он был только в рукописном варианте. Я прочитал его, и мне понравилось. Кроме того, я занимался бестиариями – средневековыми книгами о животных, а они существуют в основном только в рукописном варианте, большая часть не опубликована. Помню, буквально рыдал над своими первыми рукописями, а потом начал находить в этом удовольствие. Вот, например, приводят ребенка кататься на коньках – кому-то не понравится, а кто-то останется.
Меня привлекает в рукописях ощущение того, что это не просто чтение, ты участвуешь в изменении завтрашнего дня, получаешь информацию, минуя других людей. Моя первая рукопись была бестиарием. Она была красиво иллюстрирована, меня заворожил этот невообразимый синий цвет. Добавляло торжественности и то, что тебя заставляют произнести клятву, что ты никогда ни при каких условиях не испортишь, не украдешь, не повредишь рукопись. Библиотекарь не может тебя контролировать каждую секунду, поэтому подход к рукописям должен быть закреплен доверием. И коли ты уже вымыл руки, взял карандаш и готов подойти к рукописи – дай клятву, чтобы ты это ценил. И действительно, что-то в тебе меняется после этого. Тебе верят на слово — и выдают одну из ценнейших рукописей.
Книги не о животных, книги о нас
Нет большой разницы между бестиарием и аналогичными трактатами нашего времени. Современный бестиарий – это, например, книги о Гарри Поттере. Это трактат, посредством которого вы учите подрастающее поколение правилам поведения. В бестиариях аллегоризируется поведение животных, а здесь — выпускников школы колдовства. Это книги не о животных и не о магах: и в том, и другом случаях речь идет о нас. Главное, чтобы морализация была четко структурирована. То же самое касается, например, средневековых басен.
Недавно я по контракту с одним испанским издательством делал факсимильное издание рукописи Вестминстерского бестиария. Рукопись, соответственно, хранится в Вестминстерском аббатстве, купить ее нельзя, однако очень многие хотели бы иметь копию. Издательство Siloé сделало красивое факсимильное издание, и оно появится у тысячи людей, в тысяче библиотек по всему миру. Для этой книги я переписывал латинский текст и делал аннотацию. Рукопись лежала мертвым грузом. Раньше ее видели 1-2 человека в 10 лет. Там даже серым карандашом пометки остались, мол, «в таком-то году эта рукопись была показана королеве X и принцессе Анне, а до этого в таком-то году была показана королю Х». Теперь эта рукопись попадает в научное обращение и становится доступна читателю.
Вы идете к рукописям
Если вы кодикологию и палеографию не приобретете как инструмент, вы будете ограничены и зависимы от труда других ученых. Сегодня в мире насчитывается порядка 800 тысяч средневековых рукописей, из них только 7-8% опубликованы. Поэтому либо вы идете к рукописям и сами добываете информацию, либо пользуетесь результатами трудов других ученых, которые могли при переводе исказить смысл первоначального текста. А зачем повторять ошибки другого человека?
Практически каждый год мы находим что-нибудь совершенно уникальное с точки зрения текста или с точки зрения иконографической традиции из Средневековья. Мы почти ничего не знаем из того, что у нас есть о той эпохе. В силу законов о копирайте, в силу дороговизны издания у нас происходит круговорот красивых картинок из одной книги в другую. Мы выбираем самое красивое и говорим себе, что знаем об этом достаточно, хотя это не так. Безусловно, мы должны как минимум утроить наши знания, причем именно количественные знания о средневековье.
Вокруг нас гораздо больше средневековья, чем мы думаем
Работа с рукописями дает многое. Я знаю, куда надо идти, и знаю, где та самая «шкатулка», где большая часть открытий и как в нее запустить руки и достать что-то. Средневековье становится живым. Я смотрю на него как на некий семейный альбом, существовавший с IV века до недавнего времени. Когда человек говорит: «Мой дед родился на Покрова», – это было еще в средневековье. Когда я слышу о цикличном годе, а не календарном, я понимаю, что не везде средневековье закончилось в XV веке. Где-то оно задержалось до XVIII века и дольше. И очень многие процессы, которые я понимаю как средневековые, продолжается до сих пор как в хорошем, так и в плохом смысле.
Например, в европейских странах свадьбы до сих пор играют в основном осенью. Большинство наших праздников совпадает со средневековыми. Наша кухня почти на 90% средневековая (особенно итальянская). Поговорки про монахов-капуцинов до сих пор используются в нашей речи. Вокруг нас гораздо больше средневековья, чем мы думаем. Особенно это заметно в Европе. Вы гуляете по европейскому городу и видите на каждой двери круглые ручки в виде льва, оленя — это средневековые традиции. Жалюзи, типы ставен, кладок… Пролетаете на самолете и видите нарезки полей – это все еще средневековые технологии. В той же Франции проходит условная граница, после которой рисунок черепицы на крышах будет совершенно другой. Эта линия почти полностью совпадает с границей деления языка на окситанский и провансальский.
«Мрачное средневековье» — это клеймо
Средневековье намного толерантнее в религиозном смысле, нежели принято думать. Вокруг инквизиции бытует множество заблуждений. Это была сугубо внутренняя структура: инквизитор, например, не мог сжечь не христианина. К тому же, цифры по сравнению с ХХ веком совершенно другие – в лучшем случае это десятки тысяч людей за сотни лет. Инквизиторы просто агнцы по сравнению с геноцидом, происходившим в течение прошлого века. «Мрачное средневековье» — это клеймо, не более того.
Этот миф был придуман людьми Ренессанса. У нас всегда происходит противопоставление: темные Средние века и светлый Ренессанс. Не поверите, но в эпоху Ренессанса погибло гораздо больше людей, чем за все средневековье. Понятие крови, как и понятие национальности, возникли в эпоху Возрождения. В Средние века вы могли родиться в Англии, при этом стать епископом Шартра, а учиться в Германии. Если вы посмотрите списки средневековых университетов в Париже, в них 30% студентов — иностранцы. Средние века — это вненациональный период.
Во многом это миф, что рукописи очень хрупкие
На Западе рукописи без проблем выдаются в архивах и библиотеках. Главное условие — ты должен быть либо докторантом, либо доктором наук. Кроме того, необходимо предоставить рекомендательное письмо и объяснить, зачем тебе понадобился этот манускрипт. Если ты кодиколог, то тебе нужно делать замеры, совершать манипуляции, для которых необходима сама рукопись. Конечно, существует какое-то количество рукописей, которое никогда не выдается. Но библиотекарь всегда аргументирует отказ (например, рукопись в плохом состоянии).
Отмечу, что сейчас не выдают перчатки для обращения с рукописями, потому что как раз ими можно испортить рукопись. Во многом это миф, что рукописи очень хрупкие и нежные, их легко повредить. Эти книги были созданы тысячи лет назад из таких материалов, что проживут еще столько же. Они переживут все современные книги и будут такими же белоснежными. Их счастье в том, чтобы их трогали, рассматривали, проветривали страницы, получали новую информацию, обращали внимание библиотекаря — вот здесь надорвано, здесь плесень. Библиотекари и читатели заинтересованы в том, чтобы рукописи сохранялись. Более того, мы продуцируем к ним интерес. Если мы все сейчас перестанем читать рукописи, а просто сфотографируем и поместим в сеть, все библиотеки закроются.
Почему молодому человеку стоит заниматься кодикологией?
Самый правильный ответ: просто потому, что это интересно. Если что-то неинтересно, если не появляется адреналин при изучении – стоит от этого отказаться. При этом нет знаний, которые невозможно использовать в другой дисциплине, они все каким-то образом пересекаются. Когда вы думаете, а сделан ли этот лист одновременно с переплетом, написано что-то одной рукой или двумя — это навыки, которые потом вы будете использовать всю жизнь. Таким же образом можно читать плохо написанную записку своей подруги. На кодикологии мы учимся расшифровывать то, что со стороны кажется нерасшифровываемым.
Могу сказать, что в большинстве университетов мира нет курса кодикологии. Хотя это очень важный источниковедческий курс. В этом отношении студентам пермской Вышки повезло.
Сегодня в мире всего несколько сотен кодикологов, из них несколько десятков — выдающихся. Во многом это умирающая профессия. В России всегда были замечательные палеографы-кодикологи: Люблинская, Добиаш-Рождественская, Киселева, Мокрецова. Но их ученики пошли большей частью не в палеографию, а стали заниматься бизнесом. Я думаю, со временем все это вернется на круги своя. Каждой крупной библиотеке нужен манускриптолог, каждому крупному университету нужен специалист, который мог бы прочитать курс по истории книги, поскольку это «ключик» и к археологии, и к истории, и к искусствоведению, и ко многим другим наукам.
О планах на ближайшее будущее
В ближайший год я должен составить каталог средневековых рукописей в библиотеке Конгресса. Меня пригласили туда, в мае планирую уехать на год.